Как описать исключительный исторический опыт?

Александра Сердюк (образовательная программа «Философия»)

В предисловии к книге «Homo Sacer. Что остается после Освенцима: архив и свидетель» Джорджо Агамбен говорит о двойственной изученности, двойственном восприятии Холокоста. Историческо-техническая его сторона практически полностью разъяснена и изучена, в то время как этическая сторона происходившего, «глобальное осмысление», является куда более размытой. Как говорить о событиях, имевших место больше семидесяти лет назад, поражающих нас сейчас своей бесчеловечностью, жестокостью, но при более детальном рассмотрении, являющимися логичным продолжением индустриализации, эпохи фабрик, заводов и железных дорог? Несмотря на то, что Холокост в Германии в 1933–1945 годах действительно не произошел «вдруг», это не является основанием для понимания его как события само собой разумеющегося, экстремального случая привычных социальных явлений – антисемитизма, шовинизма и т.д. Как же следует описывать такое уникальное и ужасающее событие? Зигмунт Бауман в своей книге «Актуальность Холокоста» пишет о неслучайном характере произошедшего, предлагает ряд факторов, обуславливающих возникновение лагерей смерти. Жуткое открытие здесь заключается в логичности и нормальности тех вещей, которые в конечном итоге привели к тотальному уничтожению евреев. «Масштабный проект социальной инженерии», где система остается прежней и исправно работающей, но меняется лишь материал, которым она занимается – сырьем становятся люди. Можно подумать, что все, причастные к уничтожению евреев, существовали в какой-то специальной коммуне, отделенной от общества, но такое мнение ошибочно. Лагеря смерти были аккуратно вписаны в бюрократический и другие государственные аппараты Германии – газовые камеры обязаны своим существованием химической промышленности, исправная депортация евреев железным дорогам и т.д. Такой ракурс, выведенный Бауманом, не может не пугать, ведь теперь Холокост не видится ужасной, но случайностью. Теперь на Холокост можно взглянуть как торжество технологий 30-х годов и рациональных расчетов. Вопрос о способе ведения разговора о случившемся остается актуальным - как, если это вообще возможно, говорить о Холокосте, если он является смесью рационального с иррациональным? С одной стороны, человечество обладает набором доказательств и разного рода свидетельств, объясняющих техническую сторону этих событий. Но с другой стороны, люди, прошедшие лагеря смерти и оставшиеся в живых, обычно не желают говорить о произошедшем с ними или же не могут говорить об этом беспристрастно, что, конечно же, неудивительно. Современная Холокосту культура оказывается в сложном положении – необходимо придумать новый способ ведения нарратива о произошедшем. Новый нарратив необходим потому что именно «старая», всем привычная культура привела к уничтожению евреев. Если Дахау, Освенцим и Бухенвальд были порождены силой рациональности, то необходимо ее повергнуть, говорить и переосмыслять случившееся в другой модальности, изобрести новый выразительный язык. «Писать стихи после Освенцима – это варварство», - говорит Адорно, выражая призыв не воспроизводить культуру, которая и привела к Освенциму. Создание нового языка предоставит возможность не только выразить невыразимое, заговорить о событиях, ужаснувших всех, но и предпримет попытку покончить с культурой, которая привела к Холокосту. Разумеется, после Холокоста поэзия (более того, Адорно имел в виду не исключительно поэзию, а всю культуру вообще) не должна прекратить свое существование совсем, нет, она должна переродиться и воплотиться в новом теле – язык повествования должен быть переизобретен. Как манифест борьбы с виновной в Холокосте культурой новый язык должен быть противоположен ей. Яркими примерами стихотворного воплощения такого нового языка могут послужить два стихотворения, которые я проанализирую, – «Фуга смерти» Пауля Целана и «Стихи о неизвестном солдате» Осипа Мандельштама. Необходимо сделать оговорку, что стихотворение Мандельштама было написано в 1937 году, между двумя войнами. Хронологически его нельзя подвести под высказывание Адорно, сюжетно оно не может описывать опыт Холокоста. Тем не менее, Мандельштам с помощью сложнейшего сплетения образов и аллюзий изобретает новый язык, который позволяет описать исключительный для него и его современников опыт - Первую мировую войну, исключительную по своим масштабам и нововведениям в виде химического оружия и т.д. Оба стихотворения иллюстрируют необходимость переосмысления исключительных исторических событий, необходимость создания нового способа ведения нарратива. Итак, «Фуга смерти» Пауля Целана написана на новом выразительном языке, который не совсем сюжетно, но образно повествует об уничтожении евреев в Германии. Стихотворение близко к музыке – оно полифонично, даже содержит название музыкального инструмента в названии. Читающий стихотворение сталкивается с пугающим многоголосием, в котором невозможно различить единичное звучание. Это хор жертв Холокоста, которых никогда не удастся полностью идентифицировать. Даже пунктуация здесь отсутствует из-за чего стихотворение сложно поделить на части, оно кажется непрекращающимся скорбным потоком сознания. Язык «Фуги смерти» иррационален, далек от привычной логики вещей, его путанность, сложность и протяженность напоминают предсмертный бред или хрип умирающего. Стихотворение можно сравнить с сомнамбулической речью человека, сознание, ум и внутренние силы которого остались в лагере. Стихотворение Мандельштама «Стихи о неизвестном солдате», варварством не является, если вторить Адорно. Сюжет стихотворение не относится к концлагерям, но используемые Мандельштамом образы, сложность и путанность языка, ощущение необходимости говорить и свидетельствовать при непонимании как это осуществить, напоминают «Фугу смерти» Пауля Целана. В «Стихах о неизвестном солдате» появляется мотив, присутствующий и в высказывании Адорно и в стихотворении Целана – мир изменился, ему больше нет веры, необходимы придумать новые правила существования. Тотальные и страшные перемены в мире вокруг выражены в стихотворениях двух поэтов одинаково, - небо перестает быть не только символом справедливости («Призываю небо в свидетели!»), но и нейтральным пространством. У Мандельштама небо не только перевоплощается в новое поле боя с аэропланами и бомбами, но и становится «воздушной могилою». Это же мы видим в стихотворении Целана, где евреи «роют могилу в воздушном пространстве там тесно не будет». Когда мир перестает быть прежним, кардинально меняется, это не может не пугать. Если же к этим переменам добавить осознание, что все это осуществлялось долго, размеренно, по воле и желанию человека - становится очень страшно. Продолжить воссоздавать культуру, которая привела к гибели и исчезновению огромного количества людей, – быть предателем, варваром. Изобретая новые выразительные средства, поэты отказываются от старых символов, переиначивают их – так небо и звезды у Мандельштама становятся «отрицательными» героями, хотя в поэзии обычно они символизируют возвышенные настроения, любовные мотивы. Воспроизвести эту традицию – быть нечестным. Еще один сюжет, присутствующий в обоих стихотворениях, – исчезновение единичного, перевоплощение голоса в многоголосие. «Фуга смерти» будто состоит из множества голосов, которые перебивая и продолжая друг друга, сливаются в полифоническое произведение. И в последних строфах стихотворения Мандельштама мы наблюдаем растворение голоса индивида в многоголосии батальона: Наливаются кровью аорты, И звучит по рядам шепотком: – Я рожден в девяносто четвертом, Я рожден в девяносто втором… Так стираются очертания единичного человека, происходит перевоплощение в некое целое, состоящее из многих, но существующее только благодаря этому смешению, стиранию границ. Такой литературный прием не может не напомнить о концлагерях, где личность стиралась, превращаясь сначала в нашивку в форме звезды, в клеймо с порядковым номером, а потом и в прах. Итак, мною был исследован частный случай описания исключительного исторического события. Главные роли в данном эссе достались стихотворениям Пауля Целана и Осипа Мандельштама, но цитируемые мною книги Джорджо Агамбена и Зигмунта Баумана тоже являются образцами ведения особенного нарратива об исключительном событии из прошлого. Оба исследователя смотрят на события Холокоста с определенного ракурса, а не занимаются исключительно историческими сводками. Бауман исследует истребление евреев не как стихийное и случайное происшествие, а как вполне рациональное экономическое и логистическое решение. Агамбен же посвящает всю свою книгу изучению статуса свидетеля, исследует характер и значимость различных свидетельств. Но поэзия в данном случае, как нечто столь динамичное и свободное, кажется мне более демонстративной. Более того, оба стихотворения написаны свидетелями описываемых событий. «Фуга смерти» и «Стихи о неизвестном солдате» демонстрируют читателю всю глубину страха и отчаяния, которые только может испытать человек. Холокост случился, он был допущен людьми, их историей и их культурой. Стихотворения Целана и Мандельштама выражают болезненную и сложную борьбу с этой культурой, с прежним выразительным языком. Читать «Фугу смерти» и «Стихи о неизвестном солдате» сложно не только из-за неестественности их языкового скелета, обилия метафор и цитат, но из-за трудности и неподъемности освещаемых сюжетов.

Теория и практика разделения властей: Ш.Л. Монтескье и американская модель Елизавета Худайбердиева (образовательная программа «История») Мы не можем представить современное демократическое государство без принципа разделения властей. Он отражен в конституциях таких государств как Германия, США, Российская Федерация. Разделение власти на три ветви ограничивает возможность злоупотребления ею и является базовым принципом устройства власти в правовом государстве. Этот принцип был разработан Шарлем Луи Монтескье, ярким политическим мыслителем эпохи Просвещения, опиравшемся на учение Дж. Локка[1]. В данной работе мы рассмотрим теорию разделению властей Ш.Л. Монтескье и выражение ее на практике в виде американской политической модели. Молодой человек из богатой семьи, получивший прекрасное образование и любовь публики после первой своей публикации в 1721 г., Монтескье с самого начала карьеры был и выдающимся автором, и юристом[2]. Много путешествовал – по Италии, Австрии, Германии, Англии, где прожил 2 года[3]. Он был очень впечатлен английской политической системой и обратил на нее пристальное внимание в своих работах[4]. В частности, в «Духе законов» он отмечает Англию как страну, в которой главной целью является политическая свобода граждан, и именно на ее примере описывает разделение властей на три ветви[5]. Начиная с первой своей работы («Персидские письма», 1721 г.), автор критикует феодально-абсолютистский строй Франции, и в последующих работах антидеспотические взгляды Монтескье находят свою обоснование – прежде всего, в политической истории Рима («Размышления о причинах величия и падения римлян», 1734)[6]. С этой работой мыслитель продвигается на пути рационалистического объяснения принципов исторического развития. Апогея этот путь достигает в трактате «О духе законов», в котором во всей полноте раскрывается его политико-правовая теория. Ее основная идея заключается в необходимости обеспечения политической свободы и исследовании, каким образом государство может ее обеспечить[7]. Так, в труде «О духе законов» Монтескье подробно изучает историю права от ее истоков до современного автору момента. Философ делает вывод, что общественное устройство каждого народа подчиняется общим принципам, которые определяют его нынешнее состояние и дальнейшее развитие[8]. Таким образом он искал способы, которые могут защитить государства от гибели. В частности, согласно его идеям, большую опасностью для государства представляет становление деспотией, но это возможно предотвратить с помощью системы, в которой различные органы осуществляют разные «роды власти» – законодательную, исполнительную и судебную, и все эти органы связаны по закону[9]. Однако не стоит отождествлять политическую свободу с определенной формой правления, а именно с демократией[10]. Политическая свобода реализуема при умеренном правлении и в том случае, если нет места злоупотребления властью, для чего необходимо установить ее разделение на законодательную, исполнительную и судебную. Кроме того, что все три власти должны взаимно сдерживать друг друга, ведущую роль играет именно законодательная власть[11]. Главными основаниями политической свободы гражданина выступают разделение и взаимное сдерживание властей[12]. Важно отметить, что свобода по Монтескье – это «право делать все, что дозволено законами»[13]. Таким образом, Монтескье обосновал систему управления, близкую к парламентаризму, основанную на разграничении полномочий исполнительной и законодательной властей, с упором на независимость судей. Его идеи были встречены современниками крайне враждебно, идеологи абсолютизма жестко критиковали работу, а церковь внесла трактат в списки запрещенных книг[14]. Новизна идей Монтескье заключалась, во-первых, в объединении понятий политической свободы и теорией конституционного закрепления системы разделения властей и, во-вторых, включении в эту систему судебных органов[15]. Со временем эта система разделения властей не только получила признание и большую популярность (став классической формулой буржуазного конституционализма[16]), но даже была внедрена в практическую политику. Теория оказала огромное влияние на либеральную политическую теорию и на отцов-основателей Соединенных Штатов Америки[17]. Впервые она была применена на практике в Статьях Конфедерации и вечного союза[18] 13 штатов, затем в заменившей их Конституции 1787 года только созданных США, где политическая модель и получила наиболее полное и последовательное политическое развитие. Прежде всего, модель, созданная в середине XVIII века во Франции, нуждалась в адаптации к реалиям американских штатов конца XVIII века. Еще до ратификации Конституции США, в которой концепция французского просветителя получила закрепление, теории Монтескье переосмыслялись отцами-основателями в сборнике статей под названием «Записки федералиста». «Федералист» состоит из 85 статей, разъясняющих Конституцию, и он публиковался на протяжении года (1787–1788 г.) в нью-йоркских газетах с целью убедить граждан штата в необходимости принять Конституцию[19]. Авторы статей, А. Гамильтон, Дж. Мэдисон, Дж. Джей, выступали за федеративное устройство США, против республиканцев, отстаивавших сохранение конфедерации в период создания Конституции. А. Гамильтон, автор наибольшего количества статей (51), писал о необходимости установления системы сдержек и противовесов[20], а также сильной президентской власти[21] . Д. Мэдисон в статье № 47[22] подробно описывает преимущества концепции Монтескье, рассматривая конституции штатов и отмечая, что в каждом власть так или иначе подвержена слиянию, а в следующей[23] рассматривает возможные способы разделения властей, чтобы «обес­печить на практике невозможность вторжения каждого ведомства в сферу полномочий других»[24]. Все трое, стоит отметить, ссылаются на образец политического устройства Англии так же, как и Монтескье. Рассмотрим, какое выражение идеи отцов-основателей получили на практике и их соответствие изначальной концепции Ш.Л. Монтескье. Во-первых, в США было конституционально закреплено само разделение властей. У каждой ветви свои источники формирования. Исполнительная власть представлена президентом, по завету Монтескье, т.к. «лучше исполняется одним, чем многими»[25] и формируется путем косвенных выборов. Ее источником выступает коллегия выборщиков, в свою очередь избираемая населением[26]. Законодательная власть представлена Конгрессом, разделенным на две палаты – Сенат и Палату представителей[27]. Для нее источником являются легислатуры штатов, которые избирают Палату представителей и Сенат. Для судебной власти (Верховный суд) в качестве источника выступает Президент и Сенат[28]. Верховный суд, кроме того, имеет право аннулировать законы Конгресса, как и нормативные акты Президента. Так, выстраивается «жесткая» система разделения с формальной изолированностью каждой из ветвей власти. Во-вторых, один из основных принципов Монтескье – принцип взаимного сдерживания властей[29] – дополняется системой сдержек и противовесов, также закрепленных в Конституции. Она выражена как по горизонтали – власть разделена не только на три ветви, но и между федеральными государственными органами, так и по вертикали – разделение компетенций между федерацией и штатами. Кроме того, четко описаны правовые возможности сдерживанию одной ветви другой – Конгресс имеет право отклонять законопроекты, внесенные президентом[30], привлекать его к ответственности (в порядке импичмента)[31], президент имеет право вето на законопроекты, одобренные обеими палатами[32]. Реализацией принципа сдержек и противовесов на практике является суд «Мэрбери против Мэдисона» 1803 года, создавший прецедент, когда Верховный суд признал несоответствие парламентского закона Конституции США[33]. Таким образом, судебная власть реализовала право контроля над конституциональностью законодательных актов. При этом концепция разделения властей в Конституции США получает развитие не только с помощью системы сдержек и противовесов и разделения по горизонтали и вертикали, но также идеей о сущностном единстве всех трех ветвей власти. То есть это не три абсолютно независимые власти, а единая власть поделена на три самостоятельные ветви. Таким образом, новаторская идея Ш.Л. Монтескье, призванная ограничить вмешательство одних органов в сферу деятельности других и сделать невозможной узурпацию власти, положила начало перевороту в теории, а затем и практике правовой государственности. Развивая и дополняя идеи Ш.Л. Монтескье, адаптируя их под нужды американского общества, в ходе полемики федералисты смогли создать новую систему государственности, классическую (или «жесткую»[34]) модель разделения властей, функционирующую по сей день, дополненная. Система разделения властей, принятая в Конституции США на основе идей Монтескье, перешла из политической теории в политическую практику и была принята во многих странах мира, став гарантом политической свободы граждан. Кроме того, в правовой науке концепция разделения властей все еще развивается и дополняется, ученые полемизирует насчет необходимости расширения количества ветвей власти и адаптации концепции под современные политические реалии[35]. Библиография Азаркин Н.М. Учение Монтескье о разделении властей // Правоведение. 1982. № 1. С. 56–62. Акмалова В.Р., Чилькина К.В. Проблема теории разделения властей в трудах Ш.Л. Монтескье и современность // Научное сообщество студентов: Междисциплинарные исследования: сб. ст. по мат. XX междунар. студ. науч.-практ. конф. № 9 (20). С. 347–351. Байкин И.М. Современный взгляд на проблему теории разделения властей Ш.-Л. Монтескье // Современное право. 2010. № 7. С. 11–14. Барнашов А.М. Теория разделения властей: становление, развитие, применение. Томск, 1988. Графский В.Г. История политических и правовых учений. М.: Проспект, 2006. История политических и правовых учений / Под ред. В.С. Нерсесянца. М.: Норма, 2003. Мелконян А.А. Концепция разделения властей Ш.Л. Монтескье и ее практическая реализация (на примере Соединенных штатов Америки) // Инновационная Наука. Ростов-на-Дону, 2017. С. 122–124. Монтескье Ш.-Л. О духе законов. М.: Мысль, 1999. Плавинская Н.Ю. Монархия и республика Монтескье // Монархия и народовластие в культуре Просвещения. М., 1995. С. 193–202. Соединенные Штаты Америки: Конституция и законодательные акты: Пер. с англ. / Под ред. и со вступ. ст. О.А. Жидкова; Сост. В. И. Лафитский. М.: Прогресс; Универс, 1993. Статьи Конфедерации и вечного союза / Пер. А.В. Каменского // Чаннинг Э. История Соединенных Штатов Северной Америки. СПб., 1897. С. 339–350. Токарев В.А. Идея законодателя во Французском просвещении: Ш.-Л. Монтескье, Д. Дидро, Ж.-Ж. Руссо: автореферат на соиск. уч. степени канд. юрид. наук. Самара, 2008. Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея: Пер. с англ. / Под общ. ред., с предисл. Н.Н. Яковлева, коммент. О.Л. Степановой. М.: Прогресс; Литера, 1994. Фетисов А.С. Разделение властей // Социально-политический журнал. 1995. № 6. С. 88–96. Шаварин М.С. Конституционно-правовой аспект разделения властей в США // Труды Института государства и права РАН. 2010. № 6. С. 203–214. Baron de Montesquieu, Charles-Louis de Secondat // Stanford Encyclopedia of Philosophy (https://plato.stanford.edu/entries/montesquieu/). Просмотрено: 05.02.2020.

[1] Азаркин Н.М. Учение Монтескье о разделении властей // Правоведение. 1982. № 1. С. 56. [2] История политических и правовых учений / Под ред. В.С. Нерсесянца. М.: Норма, 2003. С. 367–368. [3]Baron de Montesquieu, Charles-Louis de Secondat // Stanford Encyclopedia of Philosophy (https://plato.stanford.edu/entries/montesquieu/). Просмотрено: 05.02.2020. [4] Там же. [5] Монтескье Ш.-Л. О духе законов. М.: Мысль, 1999. С. 138. [6] Графский В.Г. История политических и правовых учений. М.: Проспект, 2006. С. 367. [7] Монтескье Ш.-Л. Указ. соч. С. 8–9, 136–138. [8] Монтескье Ш.-Л. Указ. соч. С. 11–16. [9] Там же. С. 138. [10] Там же. [11] Там же. С. 146. [12] Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея: Пер. с англ. / Под общ. ред., с предисл. Н.Н. Яковлева, коммент. О.Л. Степановой. М.: Прогресс. С. 331. [13] Монтескье Ш.-Л. Указ. соч. С. 137. [14] Графский В.Г. Указ. соч. С. 368. [15] Акмалова В.Р., Чилькина К.В. Проблема теории разделения властей в трудах Ш.Л. Монтескье и современность // Научное сообщество студентов: Междисциплинарные исследования: сб. ст. по мат. XX междунар. студ. науч.-практ. конф. № 9 (20). С. 347–351. [16] Азаркин Н.М. Указ. соч. [17] Мелконян А.А. Концепция разделения властей Ш.Л. Монтескье и ее практическая реализация (на примере Соединенных штатов Америки) // Инновационная Наука. Ростов-на-Дону, 2017. С. 122–124. [18] Статьи Конфедерации и вечного союза / Пер. А.В. Каменского // Чаннинг Э. История Соединенных Штатов Северной Америки. СПб., 1897. С. 339–350. [19] Федералист. Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея: Пер. с англ. / Под общ. ред., с предисл. Н.Н. Яковлева, коммент. О.Л. Степановой. М.: Прогресс: Литера, 1994. С. 9–12. [20] Там же. С. 72–74. [21] Там же. С. 466–471. [22] Там же. С. 323–331. [23] Там же. С. 331–341. [24] Там же. С. 331. [25] Монтескье Ш.-Л. Указ. соч. С. 138. [26] Соединенные Штаты Америки: Конституция и законодательные акты: Пер. с англ. / Под ред. и со вступ. ст. О.А. Жидкова; Сост. В. И. Лафитский. М.: Прогресс; Универс, 1993. С. 35–36. [27] Там же. С. 29–30. [28] «…членов законодательного собрания не следует избирать из всего населения страны в целом; жители каждого крупного насе­ленного пункта должны избирать себе в нем своего представителя.» (Цит по: Монтескье Ш.-Л. Указ соч. С. 141.) [29] Там же. С. 137. [30] Конституция Соединенных Штатов Америки. С. 35–36. [31] Там же. С. 30. [32] Там же. С. 32–33. [33] Шаварин М.С. Конституционно-правовой аспект разделения властей в США // Труды Института государства и права РАН. 2010. № 6. С. 203–214. [34] Мелконян А.А. Указ. соч. [35] См. Байкин И.М. Современный взгляд на проблему теории разделения властей Ш.-Л. Монтескье // Современное право. 2010. № 7. С. 11–14.