Этика садизма: возможно ли оправдание садиста?
Садизм способствует увеличению зла в этом мире. Боль, пытки, неоправданная жестокость по определению своему не могут вписываться в систему общегуманистической морали, даже если это и доставляет удовольствие каким-то людям. Ведь есть разница между получением наслаждения от прослушивания оперы, от хорошего ужина и от избиения другого человека. Такова позиция принципа качественного гедонизма: важно, что именно способствует благополучию – базовые удовольствия всегда менее ценны, а извращённые могут не считаться таковым вообще (проблема подлинных и неподлинных наслаждений в современной критике гедонизма).
В то же время, в повседневной жизни мы не так редко сталкиваемся с садистским поведением, которое является болезненным проявлениям деструктивного начала, злокачественной агрессии человека. Получается, что эти люди сразу оказываются исключены из моральных отношений в социуме? Ведь, следу учению “отца” садизма, Маркиза де Сада, единственной моралью подлинного садиста является полное отсутствие морали; садизм аморален по своей сути. Отсюда, садизм всегда находится вне области моральных отношений, однако, возможно ли оправдание не самого садизма, но садиста, поведение которого является нездоровой частью его природы (в том случае, если это не диагностированная патология)? Иными словами, возможны ли ситуации, в которых формально садист не может быть обвинен в нарушении морали?
На материале нескольких статей, монографий, а также кейсов, подходящих для анализа этических аспектов практик садизма в данной работе будет осуществлена попытка анализа садистского поведение в аспекте отношения к нему норм морали. Цель исследования: проанализировать садистское поведение и понять, могут ли существовать ситуации, в которых садист может не быть виновным за свои действия с этической точки зрения.
Основной характеристикой садизма является получение удовольствия в причинении боли другим людям. Оксфордский словарь по психологии дает следующее определение этой наклонности: «Садизм – в общем смысле – получение удовольствия от причинения боли и страдания другим. <…> В этом способе употребления сексуальная коннотация может присутствовать или отсутствовать». Отсюда, можно выделить ключевые моменты, исключающие садистское поведение из системы гуманистической морали. Во-первых, это причинение боли и страдания другому человеку; во-вторых, это нарушение автономии другого и унижение его достоинства; в-третьих, садизм – это получение удовольствия от насилия над другим, что, вероятно, возмущает больше всего и позволяет обвинить садиста в отсутствии эмпатии. Согласно Маркизу де Саду, садистское поведение по самой своей сути лежит за пределами морали, что и делает его таким привлекательным. Герой де Сада не руководствуется религиозными догмами, нравственными законами, общественными устоями или даже «велениями природы» – его свобода достигается лишь в полном отрицании всех условностей и любых закономерностей (в том числе природных). Основание всех его действий – одно лишь желание, стремление удовлетворить свои гедонистические потребности. А из этого следует, что в садическом обществе полностью ликвидируются любые взаимные обязанности, и каждый рассматривает другого только как потенциальный инструмент для наслаждения.
Очевидно, что садист – это далеко не всегда изолированный от общества человек с определенными психическими отклонениями, насильник или убийца. Напротив, в повседневной жизни людей с подобными наклонностями встречаются нередко. Обратимся хотя бы к персонажам известных романов кинофильмов: садистов несложно разглядеть в тюремном надзирателе Перси из «Зеленой мили» (1999) по одноименному произведению С. Кинга или медсестре Ретчед из романа Кена Кизи и фильма «Пролетая над гнездом кукушки» (1975). Характерно, что садист всегда находится в доминирующем положении и выступает в качестве хозяина и угнетателя – надзиратель по отношению к заключенным, врач по отношению к пациентам (зависимым от его воли), учитель к ученикам и т.д. Эта тенденция хорошо прослеживается в Стэндфордском тюремном эксперименте (СТЭ), интерес к которому пережил вторую волну в результате скандала с пытками в тюрьме Абу-Грейб в 2004 году. Согласно автору этого эксперимента, Филипу Зимбардо, граница между добром и злом регулярно может преодолеваться человеком в зависимости от ситуации, в которой он оказался; и власть над другим может пробудить в каждом садистское желание насилия, полного владения и унижения, что подтверждает опыт, проведённый им в Стэндфордском университете в 1971 году. Не вдаваясь в подробности поставленного эксперимента, отметим следующее. В рамках опыта в подвале института психологии была организована небольшая тюрьма, начальником которой выступал сам исследователь, а надзиратели и заключенные были набраны по объявлению за несколько дней до начала эксперимента, который планировалось проводить на протяжении двух недель. Как отмечает сам Зимбардо, со всеми испытуемыми заранее были проведены собеседования и тесты, в результате которых ни у одного из них не были выявлены какие-либо психические отклонения или садистские наклонности. Однако уже спустя несколько дней после начала эксперимента надзиратели начали применять особую жестокость по отношению к своим “подопечным": к примеру, они не давали им спать или будили во сне, в обращении использовали не имена, а только номер каждого заключенного, применяли наказания. Подобные действия, унижение и запугивания несчастных подневольных привели к тому, что уже через несколько дней заключенные начали испытывать приступы депрессии, животного страха, аллергические реакции. В результате эксперимент пришлось завершить уже спустя шесть дней после его начала. И несмотря на большое количество споров о правомерности и корректности поставленного эксперимента, Зимбардо пришел к выводу, что под влиянием определённых внешних обстоятельств, любой человек может забыть о своих мировоззренческих позициях и моральных установках, превратившись в настоящего садиста. Так, 12-часовые смены по семь рабочих дней в неделю без выходных, отвратительные условия (протекающие трубы, грязь, отсутствие электричества, крысы) сделали из Чипа Фредерика, патриотичного американца и солдата, работающего в Абу-Грейб, настоящего мучителя и садиста. Однако если вызволить его из этой ситуации, то он вновь станет нормальным человеком и полноценным членом общества. Поэтому, отвечая на вопрос о возможности оправдании садиста с позиции Зимбардо, можно сказать следующее: садизм не получает санкцию морали, но многие люди проявляют садистские наклонности только из-за независящих от них обстоятельств. Если таких садистов нельзя оправдать, то их можно понять. С позицией Зимбардо был категорически не согласен немецкий психолог и философ Э. Фромм. Для Фромма человек ни зол и ни добр от природы, и уж точно не каждый человек является потенциальным садистом. Комментируя СТЭ, в своей работе «Анатомия человеческой деструктивности» он пишет: «<…> Они надеялись доказать, что сама ситуация всего за несколько дней может превратить нормального человека либо в жалкое и ничтожное существо, либо в безжалостного садиста. Мне кажется, что эксперимент как раз доказывает обратное, если он вообще что-нибудь доказывает». Только треть надзирателей проявили садистские наклонности, что и является лучшим аргументом о неубедительности доводов о том, что любой человек может превратиться в садиста при определённых обстоятельствах. Кроме того, необходимо разделять поведение соответственно садистским правилам и получение удовольствия от собственной жестокости, а это различение не получило освещения в эксперименте Зимбрадо. В той же работе, рассматривая происхождение человеческой агрессии и садизма, Фромм отмечает, что «биологически адаптивная агрессия служит делу жизни». Однако только человек подвержен влечению мучить и убивать, при этом испытывая удовольствие: «Это единственное живое существо, способное уничтожать себе подобных без всякой для себя пользы и выгоды». Садизм, а также мазохизм, и некрофилия (стремление к разрушению человеческой жизни) являются двумя основными формами злокачественной агрессии, или человеческой деструктивности. Сутью и первейшим признаком садизма Фромм считал именно жажду власти, абсолютной и неограниченной власти над живым существом и над его жизнью. Поэтому садистские наклонности сильнее или слабее проявляются у эксплуататорских типов личности, в то время как у людей с превалирующей любвеобильностью и жизнеутверждающими элементами, а не деструктивностью, подобные желания могут и вовсе отсутствовать. Важно также отметить, что по Фромму садизм является не деформацией полового чувства, а вполне естественной чертой характера и «частью синдрома» страха жизни. Но, как считает Фромм, «садист не получит удовольствия от того, что в бою с сильным противником ранит врага, ибо данная ситуация не даст ему ощущения господства над врагом». Садизм не равен доброкачественной или оборонительной агрессии, которая является биологически обусловленной реакцией живого организма. Поэтому несмотря на то, что Фромм не пишет конкретно о связи садизма и этики, очевидно, что проявление садистских элементов характера и моральное поведение индивида для него несочетаемы.
Таким образом, несмотря на различие в первоначальных посылках (для Зимбардо каждый человек может стать садистом, если окажется в определённых ситуациях; по Фромму, далеко не каждого можно заставить нарушить свои ценностные установки и проявить несвойственную жестокость по отношению к другому человеку), в выводах обоих психологов есть один схожий момент: садистскому типу свойственна жажда неограниченной власти, получив которую он забывает про любые нравственные ценности и начинает использовать ее для удовлетворения собственных желаний и потребностей, причинять боль другому, что в основе своей лежит за границами морали. Однако попробуем рассмотреть пару кейсов, в которых подобные действия неизбежны вне зависимости от предпочтений “господина”.
Представим себе следующую ситуацию. Полевой госпиталь времен Гражданской войны в США: нет ни пенициллина, ни обезболивающих. Раненному солдату срочно нужно ампутировать ногу, чтобы не допустить развитие гангрены. Разумеется, операция причинит больному невероятную боль, однако она неизбежна. Врач (или иной работник госпиталя), который будет оперировать его, испытывает удовольствие от причинения физической или моральной боли другим. Он будет получать наслаждение от криков и мучений оперируемого, однако способствовать увеличению количества боли не сможет – ампутация конечности без обезболивания и без того является нечеловеческой пыткой. Получается, что садистские желания не способствуют увеличению зла в мире, ведь их удовлетворение не является даже основной причиной действия (хотя, конечно, работник госпиталя могу сам вызваться на проведение операции). Иными словами, количество страдания жертвы насилия не увеличивается ради садистского удовольствия мучителя – садизм оказывается «встроен» в действие, которое и без того причиняет страдание другому человеку.
В качестве второй иллюстрации возьмем известный кейс «Террорист и тикающая бомба», обычно использующийся в полемике о допустимости или недопустимости применения пыток. У этой задачи даны следующие условия: (1) У полиции есть основания полагать, что пытка террориста поможет спасти тысячи невинных жизней; (2) Полиция знает, что иного выхода спасти всех этих людей у них нет; (3) Взрыв вот-вот произойдет; (4) Тысячи людей, которые погибнут, невиновны, в то время как у террориста нет хороших, справедливых, моральных оправданий для их убийства (единоличное решение); (5) Достоверно известно, что террорист (вместе с соучастниками) несет моральную ответственность за планирование, транспортировку и установку взрывчатки, и, если она взорвется, значит, он будет нести моральную ответственность за убийство тысяч людей. В рамках данной статьи мы не будем обращаться к проблеме этичности пыток, но примем позицию исследователей, полагающих их допустимость в подобных ситуациях. Тогда встает вопрос о том, кто должен становится мучителем и пытать подозреваемого. С одной стороны, исследователи всегда разводят практику пыток и садизм по той причине, что цель пыток – инструментальна, в то время как садисты стремятся к получению удовольствия. Кроме того, в отличии от предыдущего примера, здесь поведение и уровень наносимых страданий мучителем неконтролируемы – следуя желанию господства и обладания, страдания жертвы он может причинять куда больше боли, чем необходимо. С другой стороны, в таком ситуации человек, не желающий осуществлять пытку, но вынужденный делать это, к примеру, по приказу, также окажется в положении морального насилия. А вот если в такой роли окажется человек с садистскими наклонностями, то ему не придется идти против своих моральных и нравственных принципов. Еще раз отметим, что в данной ситуации пытка рассматривается как неизбежность, направленная на спасение тысяч невинных людей.
Еще один интересный вопрос, связанный с моральностью или аморальностью поведения садиста, является неоднозначность практики садомазохизма. Большинство исследователей сходятся во мнении, что консенсуальный садомазохизм в умеренной не противоречит нормам морали. Фактически, и садист, и мазохист получают удовольствие от акта жестокости – первый от господства и власти, а второй от причиняемой боли и подчинения. Но стоит отметить, что не все садисты рассматривают такие отношения как удовлетворяющие для тебя – многим нужно именно сломить свою жертву, владеть ее без согласия.
Итак, если рассматривать предложенные случаи с позиции деонтологии Канта, то, разумеется, садисты оправданы быть не могут: мотивы их действий остаются безнравственными и аморальными. Однако с точки зрения утилитаристской теории, в двух из трех описанных случаях садист не способствует увеличению страдания, а напротив, приносит удовольствие в ситуациях, когда его быть в принципе не может. Более того, формально, мы можем даже не знать о том, что он получает удовольствие, и внешне садизм не будет выглядеть насилием, направленным на уничтожении автономии другого. Таким образом, возвращаясь к основной претензии к садизму с этической точки зрения, отметим, что в предложенных примерах основной причиной увеличения зла в мире является отнюдь не садистское поведение, а сторонняя причина: в случае со врачом ампутации конечности раненному солдату, в случае пыток – желание (правительства) спасти горожан, а в ситуации садомазохистских отношений желание доставить удовольствие себе и другому. Следовательно, в определенных ситуациях садист может оставаться в границах общественных отношений, а его желания не будут расцениваться как привносимое в мир беспрекословное зло.
Библиография
Ерофеев В. Маркиз де Сад, садизм и XX век // Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1990. Оксфордский толковый словарь по психологии / под ред. А. Ребера, 2002. URL: http://vocabulary.ru/slovari/oksfordskii-tolkovyi-slovar-po-psihologii.html Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994. Bennett T. Sadomasochism Under the Human Rights (Sexual Conduct) Act 1994 // Sydney Law Review. 2013. 35 (3). P. 541-564. Hill D. Ticking Bombs, Torture and the Analogy with Self-defense // American Philosophical Quarterly. Vol. 44. 2007. P. 395-404. Kenny P.D. The Meaning of Torture // Polity. Vol. 42. 2010. No. 2. P. 131-155. Sobel, D. Varieties of Hedonism // Journal of Social Philosophy. 33(2). 2002. P. 240-256. Zimbardo P. G., Maslach C., Haney C. Reflections on the Stanford Prison Experiment: Genesis, transformations, consequences. Mahwah, NJ, Erlbaum, 2000. P. 193-237. Zimbardo P. G. The barrel that spoils the apple: How good people turn evil // RSA Journal. Vol. 154. 2007. No. 5529.
#Садизм #3
