Анализ научно-фантастического фильма Терри Гиллиама "Теорема Зеро"
Сценарий фильма «Теорема Зеро» попал в руки режиссера Терри Гиллиама в мае 2009 года. Из-за занятости в работе над проектом «Воображариум доктора Парнаса» и желания закончить задуманный еще в 1998 году фильм «Человек, который убил Дон Кихота», работа над «Теоремой» была отложена на неопределенный срок. В 2012 году Гиллиам, потерпев очередную неудачу в воплощении «Дон Кихота» (к слову, до сих пор не законченного), решил вернуться к созданию «Теоремы Зеро». Его агент удивительно быстро нашел продюсера, а как только к актерскому составу присоединился Кристоф Вальц, обладатель двух «Оскаров» и ряда других престижных наград, проекту дали зеленый свет. Несмотря на ограниченный бюджет (Гиллиам не раз упоминал в интервью, что этот фильм - самый низкобюджетный за всю его карьеру), картина не выглядит «дешевой». Команда, работавшая над фильмом, смогла найти несколько необычных решений, которые позволили сэкономить - например, многие костюмы были сшиты из клеенок и занавесок для душа. В качестве места для съемок был выбран Бухарест, который, по утверждению режиссера, очень сильно повлиял на общий стиль картины. Съемки начались в октябре 2012 и продлились 37 дней. 2 сентября 2013 года фильм был представлен на 70-ом Венецианском кинофестивале.
Сам Гиллиам считает «Теорему Зеро» своеобразной компиляцией из своих предыдущих картин - все они, в какой-то степени, повлияли на процесс создания этого кинофильма. Этот сценарий был близок режиссеру - история о несчастном герое, противостоящем чудовищному аппарату, для него типична. Хронологически этот фильм, ставший для режиссера двенадцатым, стоит отнести к позднему периоду, однако стилистически он схож с творениями среднего периода – например, с картинами «Воображариум доктора Парнаса», «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», «12 обезьян» и «Братья Гримм».
Критики приняли эту картину столь же неоднозначно, сколь первый самостоятельный фильм Гиллиама, «Бармаглот». Некоторым картина показалась бессмысленной и незаконченной, многие не поняли замысла; другие сочли происходящее на экране комичным, на что Гиллиам резко возражал - история абсолютно трагична. Тем не менее, у фильма есть и почитатели: темы, затронутые режиссером, пусть и не очевидны для массового зрителя, но невероятно актуальны в век современных технологий, социальных сетей и потери собственной личности человека за маской отредактированных фото в интернете. Что пытался донести до нас Терри Гиллиам, сняв эту ленту?
Главный герой картины – Коэн Лет, персонаж, само имя которого отсылает внимательного зрителя к Книге Екклесиаста: коэлет - проповедник, оратор, который сообщает, что нужно получать удовольствие от самого процесса жизни, поскольку под солнцем все уже происходило, жизнь конечна, и не стоит пытаться усовершенствовать мир и общество. Коэн живет в заброшенной церкви, которую он выкупил у городских властей, и работает на корпорацию Mancom, лозунг которой – «Мы создаем ощущение хорошей жизни» вычислителем сущностей в отделе онтологических исследований; он – один из лучших и наиболее трудолюбивых работников. Коэн мечтает работать дома, поскольку находится в постоянном ожидании Звонка. В молодости Коэн не видел смысла в жизни, он выпивал, употреблял наркотики, практиковал беспорядочные половые связи, любил хорошо поесть. Однажды ему поступил Звонок, и Коэн почувствовал, что стоит лишь взять трубку, как голос на том конце провода дарует ему смысл бытия; но он уронил телефон. После этого случая Коэн стал аскетом, одиночкой, который не ощущает удовольствия: ест еду без вкуса, боится прикосновений и говорит о себе во множественном числе – «мы, мы сами». Каждый день он ждет звонка; примечательно то, что у него множество страхов, но больше всего он боится «ничего». На вопрос о том, что он чувствует, он отвечает честно: «ничего», но ведь это «ничего» и есть его самый большой страх. Он вынужден вечно жить в страхе; его «ничего» – это страх снова пропустить звонок, страх так и не узнать, зачем он живет. Коэн убежден, что может только разочаровывать людей, он асоциален, не видит нужды в общении с людьми. Его дом – старая церковь – мрачный, с множеством замков на двери, пылью, грязью и крысами; Коэн не тратит время на уборку, а само жилище будто символизирует старые верования и системы, консерватизм, который противопоставляется миру снаружи дома – миру футуризма, гаджетов, миру обесценивания личности, обезличивания человека. В надежде, что руководство даст ему возможность работать дома, он соглашается доказать теорему Зеро; с этой задачей не справлялись многие до него, многие сходили с ума в процессе выполнения заданий руководства, столь объемных, что их просто невозможно выполнить в предоставленный срок. Боссу Коэна нет дела до сотрудников; он стал начальником отдела как раз после попытки доказать теорему Зеро (в ходе этой попытки он сошел с ума, что, впрочем, не помешало руководству присвоить ему высокую должность).
У Коэна есть компьютерная программа-психиатр доктор Шринк, которая должна наблюдать за его психической стабильностью; в доказательстве ему помогает сын руководства, Боб, программист и очень умный парень, который «не запоминает имена людей, чтобы не тратить на это память». Еще одним важным персонажем является Бейнсли – девушка, в которую Коэн влюбляется, вызывающе сексуальная, вульгарная, но утверждающая, что с ней возможна лишь «тантрическая биометрическая связь». Задача Боба - вернуть сходящего с ума Коэна к работе над доказательством; в процессе он отучает Коэна говорить о себе во множественном числе, помогает ему вновь вернуть некоторые наслаждения, поясняет, что его отец – руководство – считает всех инструментами: босс Коэна - инструмент, Бейнсли - проститутка, нанятая руководством, сам Коэн - тоже инструмент, ведь он даже не знает, что доказывает. Боб объясняет Коэну суть теоремы Зеро: нужно доказать, что вселенная возникла в ходе системной ошибки – большого взрыва – и является ошибкой бытия; однажды вселенная сожмется и превратится в ничто – появится огромная черная дыра, которая засосет в себя все сущее и оставит лишь пустоту, ноль, зеро. Коэн не понимает, как возможно верить в это, но Боб обещает, что устроит ему Звонок, если Коэн вернется к доказательству; таков приказ руководства. Руководство использует Бейнсли, чтобы дать Коэну почувствовать себя живым; она просит Коэна подключиться к программе виртуальной реальности, чтобы они могли проводить время вместе на райском острове. Коэна поначалу волнует нереальность происходящего, но девушка убеждает его, что это лучше реальности. Впрочем, Коэн, который решает пойти против системы, нарушить приказы руководства, остаться на этом острове и переспать с Бейнсли, понимает, что она действительно всего лишь пешка в руках владельца Mancom. Эта новость разбивает ему сердце.
Однажды Боб заставляет программу-психиатра сказать Коэну правду: Звонок не реален, его не будет. Это же Коэн услышит от руководства, когда, наконец, встретится с ним, после того как Боба заберут в больницу. Руководство, точнее, руководитель, говорит Бобу, что доказать теорему Зеро необходимо, поскольку упорядочивание хаоса приносит прибыль, что выгодно для любого бизнесмена. Люди, по мнению руководства, сами лишили себя смысла жизни своей верой в бога или иные высшие силы, вроде веры в Звонок, который может даровать этот смысл. Коэна настолько поражает эта новость, что он начинает крушить весь центр Mancom, в результате чего возникает та самая черная дыра, и все вокруг распадается на множество мелких сущностей, стремительно улетающих в пустоту. Коэн прыгает в нее и оказывается на том самом острове, на котором был с Бейнсли, но совершенно один; тем не менее, он счастлив.
Весь фильм жилище и образ жизни Коэна Лэта противопоставляется жизни самого города. Город грязный, серый, он безобразен в эстетическом смысле; здесь все люди носят нелепые яркие одежды, а каждый кусочек пространства завешен рекламными проспектами, объявлениями и щитами. Причем то, что предлагается в этой рекламе, не менее важно, чтобы подчеркнуть, насколько общество погрязло в консюмеризме, как прочно гаджеты вошли в жизнь людей, насколько жизнь стала бессмысленной. Например, с огромного телеэкрана проповедник зазывает прохожих в церковь Бэтмена-искупителя. Религия уже ничего не значит; сохранилась лишь необходимость человека в вере (которая, по мнению руководства, лишает людей смысла жизни), и верить в этом обществе можно в абсолютную чушь.
Нет больше ничего прекрасного; людям ничего по-настоящему не нравится. Ничто не вызывает у них страха, трепета, настоящих эмоций; поэтому невозможно и возвышенное. Единственное, что можно счесть возвышенным в этом контексте – вселенная, которую Коэн представляет себе, и в черную дыру в которой сбрасывается в конце. Эта всеобъемлющая пустота пугает и завораживает. Безобразный город, низменные желания и стремления его жителей, каждый из которых лишь инструмент для руководства Mancom, комическая бессмысленность, которая при более близком рассмотрении оказывается трагедией.
Что касается эстетических категорий комического и трагического, интересно провести параллель с классической дилогией Барри Зонненфильда «Семейка Аддамс» и «Ценности семейки Аддамс». Одним из главных героев в этих картинах является Фестер Аддамс, внешне очень похожий на Коэна Лэта из «Теоремы». У них схожие истории – они не могут найти свое место в жизни, у них проблемы с женщинами, они непривычны для общества; общество отторгает их, другие люди не гнушаются использовать их в своих целях. Поразительно то, что в 90-е годы ХХ века это было смешным: фильмы о семье Аддамс признаны классическими комедиями; не возникает и мысли о том, что Фестер страдает, все его несчастья вызывают лишь улыбку, и он сам не теряет расположение духа, куда бы не занесла его судьба. В то же время, история Коэна, рассказанная 20 лет спустя, невероятно трагична; над одиночеством и отверженностью этого персонажа совсем не хочется смеяться. То, что еще недавно было комедией, стало совершенным страданием. Я считаю, что это наглядная демонстрация того, насколько взгляды общества изменились за пару десятилетий: сейчас люди все больше склоняются к самобичеванию, синдрому мученика (в особенности, молодые люди), им хочется, чтобы их жалели, а для этого хочется показать, как сильно они страдают, как сильно их обделили, недолюбили, недоуважали. Поэтому то, над чем раньше каждый из нас смеялся, для многих теперь становится очередным способом придумать себе проблем, придумать повод для депрессии. Коэн Лэт боялся «ничего». Я думаю, бояться стоит «всего». «Всего», что может стать проблемой; вернее, «всего», что мы можем начать считать проблемой, ведь с таким количеством проблем, пусть и надуманных, жить совершенно невыносимо.
